Источник: kursiv.kz
Автор: Элина ГРИНШТЕЙН
Николай Владимирович, скажите, сейчас, в кризисное для горно-металлургического сектора время, какие вопросы особо остро стоят перед предприятиями отрасли?
Сейчас предприятия ГМК, прежде всего, нуждаются в четком понимании будущего и стабильных взаимоотношениях с правительством. Потому что проекты в горно-металлургическом секторе требуют больших инвестиций и нередко окупаются только через 7-10 лет. То есть, это долгосрочные проекты, часто они связаны со вскрышными работами, с длительной подготовкой самого процесса добычи, обогащения. Поэтому очень важно как можно скорее определиться с Налоговым кодексом, в какой степени он будет меняться, и Кодексом о недрах. Это два фундаментальных документа, очень важно, чтобы они воплотили в себе лучшие мировые практики и, может быть, даже давали нашим компаниям бóльшие конкурентные преимущества, нежели тем компаниям, которые находятся ближе к рынку сбыта. В этой связи мы большие надежды возлагаем на правительство, на Парламент.
Эти два кодекса будут синхронизированы?
Да, мы очень просили правительство их синхронизировать, особенно в финансовой части. Мы понимаем, что нужно ввести стандартные нормы в Налоговый кодекс, которые бы позволили нам правильно посчитать налоговую нагрузку. Сейчас очень многие затраты, которые делают компании, не являются налоговыми, но они стали уже практически обязательными. И финансовая нагрузка компаний ГМК значительно выше, чем налоговая нагрузка. Если мы считаем финансовую нагрузку, мы должны отнести к ней очень многие отчисления, которые вынуждены производить горнорудные компании. Например, ежегодно крупные компании заключают меморандумы с акиматами областей и городов и перечисляют деньги на содержание инфраструктуры. В международной практике это не считается правильным, поскольку это договоренности, которые идут мимо казны, мимо бюджета. И, в то же время, предприятия во многих случаях не могут отказаться от проведения данных выплат, поскольку это стало фактически обязательной практикой. Об этом необходимо поговорить в парламенте, в правительстве, пригласить акимов посоветоваться.
На наш взгляд, правильнее было бы увеличить размер производимых компаниями отчислений, которые могут идти на вычеты по социальным проектам. Тогда предприятия будут сами заинтересованы реализовывать в городах важные для населения проекты. В этом случае можно было бы, отказавшись от заключения меморандумов – практики, которая, в общем-то, не соответствует международной, – перейти на практику более правильную. И при этом многие компании не уменьшили бы свои вложения в развитие городов, населенных пунктов, но это бы осуществлялось по более стандартным схемам.
А насколько велик риск увеличения налоговой нагрузки на предприятия ГМК в связи с возможным введением налога с продаж? Как эта проблема может быть решена?
Я считаю, что вообще обсуждение налога с продаж необходимо снять с повестки дня. Потому что когда обсуждается новый налог, все сразу замирают, банки перестают давать кредиты, поскольку не рассчитывают модель возврата денег. Налог с продаж, в любом случае, не имеет широкого распространения в странах ОЭСР, все наши соседи применяют НДС. И изобретать велосипед в виде налога с продаж, работая в едином пространстве с теми странами, которые применяют НДС, на мой взгляд, некорректно.
Потом мы все равно почувствуем отсутствие каких-либо преимуществ и наличие только роста цен и, в конечном счете, снизится наша конкурентоспособность. Это связано с тем, что налогом с продаж облагается каждая последующая продажа. И, естественно, цена закупки товарно-материальных ценностей у недропользователей возрастет, и вообще продукция казахстанских производителей окажется более дорогой. Надо ли это нам сейчас, когда мы добиваемся достижения наибольшей конкурентоспособности, чтобы наращивать производство? Я думаю, не надо. Поэтому АГМП уже неоднократно просила прекратить дискуссию по вопросу введения налога с продаж и сконцентрировать усилия на улучшении практики взимания НДС, улучшении администрирования. Такого же мнения придерживаются эксперты Всемирного банка, эксперты ОЭСР.
В правительстве к Вам прислушиваются по этому вопросу?
Да, к нам прислушиваются и, надо сказать, Куандык Бишимбаев, новый министр национальной экономики, протокольно зафиксировал, что налог с продаж по каскадному методу внедряться не будет. Это уже большой шаг вперед. И мы надеемся, что правительство, посоветовавшись с главой государства, с парламентом, примет решение вообще прекратить дискуссии по теме налога с продаж.
В последнее время недропользователей также волнует тема уменьшения размера обязательного ежегодного финансирования научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ (НИОКР), который на сегодня составляет не менее 1% от совокупного годового дохода (СГД) недропользователя. Какие по этому вопросу есть подвижки? Какой позиции придерживается АГМП?
Этот 1% является очень усредненным, и это тот процент, который привязан даже к выполнению контрактных обязательств недропользователя. И сейчас получается так, что, например, в угольной отрасли, 1% от СГД, который компании должны вкладывать в науку, составляет очень большие суммы. И, чтобы не получить нареканий со стороны проверяющих органов, эти суммы начинают всячески пытаться извлечь из оборота, использовать на какие-то сторонние научно-исследовательские работы, потом возникают даже различные теневые обороты. На самом деле каждая компания должна сама ориентироваться, сколько тратить на науку. Ведь есть производства, где в тот или иной период времени на нее требуются огромные затраты средств. А есть компании, которые уже применили ту или иную технологию, закупили оборудование, и для них уже сложно что-либо кардинально изменить.
И в этой связи многие начинают придумывать: «Пускай недропользователи отчисляют от 1% СГД какие-то суммы на сторонние, вообще не связанные с ГМК, цели». Это еще больше настораживает, особенно, инвесторов. Поскольку если инвестору нужна научная группа, он ее создаст и профинансирует.
Мы считаем, что механизм обязательного отчисления 1% СГД на НИОКР вообще нужно пересмотреть. Многие предлагали в качестве базы для исчисления платежа использовать не совокупный годовой доход, а прибыль предприятия. Это были бы уже более рациональные и более понятные суммы. А такой усредненный, единый для всех подход, все равно не может быть правильным. Иностранные инвесторы также уже неоднократно высказывались об этой практике отрицательно.
Позиция АГМП по этому вопросу очень конкретная и мы все время на ней настаиваем: или 1% от прибыли, или вообще дать предприятиям ГМК возможность проводить самостоятельную политику в области науки и научных исследований.
Вопрос касательно нового Кодекса о недрах и недропользовании. Он разрабатывается уже не первый год. Какие на сегодняшний день остались острые нерешенные вопросы?
Кодекс – это документ, который, действительно, должен готовиться несколько лет. Закон о недрах, который сейчас в нашей практике применяется, небольшой и не детализирует многие процедуры, в которые, так или иначе, втянут недропользователь. И поэтому многое отдается на откуп чиновника. Мы хотели бы (и нам советуют международные эксперты), чтобы Кодекс был объемным, самым прогрессивным. Многие отмечают, что его внедрение даст толчок притоку иностранных инвестиций. Но для этого необходимо очень многое обдумать, прописать такие вопросы, которые на практике часто остаются нерешенными.
Поэтому сейчас совместно с Министерством энергетики и Министерством по инвестициям и развитию мы прорабатываем такие темы, которые слабо отработаны, слабо раскрыты законодательно, которые необходимо прописать. Допустим, что делать, когда заканчивается срок использования месторождения? Как собирать деньги, чтобы недропользователь смог восстановить экологию, когда месторождение исчерпано? Законодательно это требование прописано, но как накапливать средства, где, в каких суммах – не проработано.
Или вопрос по земле. Появляется необходимость продолжить разработку месторождений, но они оказываются расположены под земельными участками уже конкретных владельцев, которые, узнав, что там есть месторождения, в несколько раз повышают цены на участки. Фактически купить у них землю оказывается очень сложно. И на сегодняшний день целый ряд месторождений не разрабатывается именно по этой причине – неурегулированности вопросов с землей. Мы предлагаем создать такой механизм, при котором государство играло бы в этом вопросе регулятивную роль. Причем, механизм должен быть понятен и владельцам земельных участков, и тем, кто претендует на расширение участка недропользования.
Очень много неясных моментов по первичной переработке. Например, что относить к первичной переработке сырья, а что – к вторичной? От этого зависит порядок уплаты налогов. Также пока еще не отработан целый ряд технических параметров.
Проект Кодекса уже имеется. Но в рамках прошедшего в конце мая VII Международного горно-металлургического Конгресса «Astana Mining & Metallurgy» мы провели круглый стол, на котором определили около семи приоритетных вопросов, по которым дорабатываем сейчас Кодекс вместе с министерствами правительства.
Я надеюсь, что с привлечением еще ряда экспертов мы доработаем Кодекс, и он вступит в действие или в конце следующего года, или в 2018 году. Но торопиться с ним нельзя, поскольку такие документы должны быть детально отработаны в соответствии с лучшими стандартами.
Вы упомянули восстановление экологии после окончания разработки месторождений. Что можете сказать касательно косвенного метода экономической оценки экологического ущерба, насколько эта методика объективна
Конечно, она не всегда объективна, и мы признаем наличие недостатков в данной методике. И очень часто у нас есть расхождения с руководителями тех или иных нефтяных компаний, которые придерживаются мнения, что необходимо считать только прямой эффект. В то же время, мы понимаем озабоченность правительства, понимаем, что не всегда возможен прямой подсчет. Поэтому мы выступаем за то, чтоб сохранить косвенный расчет, но размеры штрафов, конечно, нужно соизмерять с реальными возможностями бизнеса. И в данном случае необходимо очень хорошо доработать эту методику. Поскольку даже по отдельным товарным группам в горно-металлургическом комплексе расчет именно косвенного ущерба по тем или иным выбросам может быть разным. Необходимо серьезно работать с привлечением ученых и международных экспертов, чтобы найти правильное компромиссное решение.
Что Вы думаете касательно разрабатываемых сейчас правил торговли квотами на выбросы парниковых газов? Неужели действовавшая система была настолько недоработана?
Практика продажи квот, которую начали два года назад, имела свои недостатки. Для многих компаний квот не хватило, потом увеличение их количества стало предметом различного рода дискуссий, обсуждений. Мы понимаем, что Казахстан взял на себя обязательства по снижению выбросов, но двигаться надо к этому очень обдуманно. Необходимо, чтобы Министерство энергетики, в первую очередь, серьезно отработало модель продажи квот и их функционирования в экономике. Я думаю, что нужно провести обучение, серию специальных конференций вместе с недропользователями, чтобы специалисты компаний поняли, как должен работать этот механизм.
Возможно, стоит задействовать Государственный совет РК по экологии и природопользованию, усилить его функцию в части игровой имитации рынка торговли квотами и уже на тех или иных игровых моделях отрабатывать возникающие слабые места.
Очень много было обсуждений вокруг того, каким должно быть производство тепла и электроэнергии в Казахстане. Многие предлагают перейти на возобновляемые источники. Но в то же время мы прекрасно понимаем, что они очень дорогие, на этот счет идет активная дискуссия. И как нам создать стимулы для поднятия малого и среднего бизнеса, если порой цена на электричество, вырабатываемое за счет возобновляемых источников, достигает 50 тенге за 1 киловатт? Каким должен быть баланс между энергией, выработанной за счет сжигания угля, солнечной и ветровой электроэнергией?
Этот вопрос должен быть очень серьезно отработан вместе с НПП «Атамекен», с различными ассоциациями, чтобы было понятно, в какой мере мы пойдем на компромисс в развитии угольной отрасли и дополнении ее нетрадиционной энергетикой.
От этого, в конечном счете, зависит и вся система выдачи квот. Поскольку квоты выдаются для того, чтобы стимулировать снижение выбросов. Здесь очень важно понять, что сейчас идет падение производства угля. И вот пример. 6 августа бывший премьер-министр РК Карим Масимов провел в Павлодаре совещание по вопросам развития угольной промышленности. Он был очень обеспокоен, не получится ли так, что на фоне снижения темпов развития угольной отрасли, мы замедлим развитие всей энергетики и, может быть, и промышленности в целом?
Увеличение уровня добычи угля, его переработка в Казахстане, продажа на экспорт – это необходимо правильно сочетать с теми направлениями работы, которыми занимается Министерство энергетики по ВИЭ. Чтобы не получилось так, что, с одной стороны, нам надо развивать рынок квот, с другой, ограничивая выделение квот, мы можем ограничить спрос на уголь и, в конечном счете, сократить очень хорошую отрасль, которая не требовала дотаций от государства и которая являлась экспортно-ориентированной – казахстанский уголь занимает 18% в энергетическом балансе России.
Мы успешно продавали уголь раньше, и продаем сейчас, но его экспортная доля снижается. Поэтому необходимо очень хорошо все обдумать. Я считаю, что созданная по итогам совещания в Павлодаре рабочая группа по вопросам угольной промышленности внесет посильный вклад в решение вопросов функционирования не только топливно-энергетического комплекса, но и в обсуждение вопросов введения и модели действия по квотам на выбросы.
Кстати, на том же совещании в Павлодаре, поднимался и вопрос углехимии и обогащения угля. Было сказано, что основная проблема этой отрасли – это отсутствие отдельной государственной программы ее развития. Будет ли такая программа вообще разрабатываться?
Мы в Ассоциации горнодобывающих и горно-металлургических предприятий Казахстана абсолютно убеждены, что без государственной поддержки развитие коксохимии не пойдет. Потому что уже просчитано, что развиваться эта отрасль будет только при условии, что цена на нефть достигнет $100 за баррель. В том случае, если она будет ниже, уголь выгоднее сжигать. Поэтому, чтобы развивать, поддерживать отрасль коксохимии, необходимо выработать примерно такие же меры поддержки, какие имеются, например, по ВИЭ или ряду других направлений. Угольные компании предлагают создать долгосрочные механизмы поддержки коксохимии, которые позволили бы ряду компаний внедрить новые технологии, независимо от того, как будут идти продажи угля. По этой теме мы прорабатываем и налоговые вопросы, и инвестиционные, и ряд других. Они будут вынесены на заседание рабочей группы по развитию угольной промышленности.
Что Вы можете сказать касательно перспективы введения налога на добычу полезных ископаемых на уголь?
Мы считаем, что этого делать не надо. В конечном итоге введение этого налога увеличит цену угля, а, следовательно, и цену тепла и электроэнергии в Казахстане, коммуникационные платежи. Уголь – это социальный товар. Достаточно того, что угольщики и так имеют высокую налоговую нагрузку. Вводить дополнительный налог, стимулирующий инфляцию, не следует.
Сейчас в Казахстане действует рентный налог на экспорт угля, но, в условиях единого таможенного пространства, его, конечно, надо отменять. И со стороны российских структур такие требования поступают.
К слову об экспорте. Как сейчас обстоит ситуация с предоставлением равного доступа для казахстанской продукции горно-металлургического сектора в российские порты?
В этом вопросе все зависит не только от Республики Казахстан. К слову, правительство Казахстана в лице премьер-министра Бакытжана Сагинтаева этот вопрос неоднократно ставило перед Россией. И на уровне правительства РФ были даны обещания, что будут приняты разработанные Федеральной антимонопольной службой правила недискриминационного доступа к услугам субъектов естественных монополий в портах. Однако до сих пор эти правила не были введены.
Тем не менее, мы абсолютно убеждены, что казахстанскому правительству нужно проявить жесткость в отстаивании интересов не только угольщиков, но и других участников сектора ГМК. Поскольку продажи через порты очень важны. И мы считаем, что предоставление недискриминационного доступа должно быть главным требованием. При создании единого рынка мы, в первую очередь, надеясь на обеспечение более простого, быстрого прохода через российские порты на внешние рынки. Из-за удаленности Казахстана от моря страна, конечно, имеет серьезные потери.
В этой области уже сделан очень важный шаг. С 1 января 2015 года мы имеем тарифы на экспортную перевозку грузов через морские порты на уровне российских. Это дало нам возможность даже продавать уголь в Японию. Это большое достижение.
Но в то же время вопрос по доступу в порты пока остается открытым.
Это следующий этап. Если Россия не введет правила недискриминационного доступа, то необходимо будет срочно сформировать дополнительный раздел в договоре о Евразийском экономическом союзе, который будет касаться морских портов и прописывать наши права по доступу к ним на тех же условиях, что имеет и Россия.
А что насчет железнодорожных перевозок? С 7 августа в Казахстане отпустили цены на дизельное топливо. Как в этой связи увеличится стоимость локомотивной тяги? Повлечет ли это за собой удорожание тарифов на перевозки по железной дороге угля, руды и металлов?
Эта тема нас очень беспокоит. Недавно мы собирались по этому вопросу в НК «Казахстан Темир Жолы». Если в связи с либерализацией рынка цена на дизельное топливо вырастет не более чем на 25-30%, то КТЖ готовы за счет внутренних ресурсов обеспечить сохранение тех цен на грузоперевозки, которые были закреплены и решением Комитета по регулированию естественных монополий и защите конкуренции РК, и меморандумом КТЖ с НПП «Атамекен».
Поэтому мы очень надеемся, что правительство сможет ввести механизмы, предусмотренные антимонопольным законодательством, которые сделают этот рынок конкурентным. Проконтролировать, насколько корректно себя ведут на этом рынке крупные игроки, не навязывают ли они необоснованные условия, не имеется ли у них монопольно высокая прибыль?
Только после проведения комплекса мер по формированию этого рынка конкурентным можно понять, какая сформируется цена. И это нужно делать незамедлительно, в сентябре, чтоб в октябре уже было понятно – сколько все-таки, будет стоить дизель по регионам.
Поскольку, несмотря на обещания Министерства энергетики, что цена составит около 115 тенге за литр, в России дизтопливо все-таки стоит дороже. И мы, конечно, опасаемся, что рост цены может быть выше, чем ожидает правительство. И здесь, как я уже говорил, очень важно поддержание конкуренции.
Что Вы можете сказать о запрете на вывоз с территории Казахстана лома черных металлов? Казахстанские ломозаготовители говорили о том, что в Россию они поставляют его на более выгодных условиях, чем на металлургические предприятия РК.
Запрет на экспорт лома – это палка о двух концах. Мы считаем, что необходимо выстроить более эффективные взаимоотношения металлургических компаний с ломозаготовителями при участии правительства. И мы понимаем, что введение запрета – это вынужденная мера, требуемая для поддержки металлургических предприятий. Но, в то же время, она не может носить долгосрочный характер. И для того, чтобы этот рынок был сбалансирован и развивался, нужно совместно с Россией предпринимать системные меры по созданию конкурентных условий, при которых цена на лом будет формироваться не под воздействием запретов и тех или иных картельных соглашений.
В перспективе такой механизм все равно должен быть отработан. Альтернативы этому нет, потому что административные запреты – это всегда меры, которые могут применяться только для того, чтобы отладить рынок. Именно это нам предстоит сделать в ближайшие месяцы – отладить рынок, чтоб затем запустить его с конкурентными механизмами и снять запреты. Сейчас необходимо думать о том, как это сделать, нельзя терять время. Поскольку у запрета на экспорт лома есть очень много минусов. Например, сокращение объемов инвестиций в эту отрасль.
